Ёли-ёли-гиМинут через двадцать дверь открылась и я услышал, как Джон, стоящий за барной стойкой, радостно завопил: «Борис! Неужели твой рабочий день уже закончился!» Стрелки часов в гостиной между тем деликатно намекали, что как минимум в этой гостиной время перевалило за час ночи.

«Ёли-ёли-ги! — пропел выплывающий из спальни Питер. — Налейте же Николаю немного шнапса!» Субботний вечер начинался как обычно.

В центре комнаты пьяный голландец Прейбен рассказывал очередную похабную историю про то, как они с друзьями пили пиво всю ночь и под утро захотели съесть хот догов, а купив хот догов захотели пописать, но Стефан был так пьян, что не мог расстегнуть штаны, и Фрэнки вставил ему в руки сосиску, которую Стефан, пописав,  засунул себе в разрез ширинки, и потом эта сосиска упала вниз штанины, и всем было очень смешно, только нетрезвый Стефан от страха почему-то долго и страшно орал посреди утреннего то ли Копенгагена, то ли Роттердама, и от его крика слезы выступали на глазах то ли у хот догов, то ли у пивных бутылок.

Питер, Прейбен и Джон — пенсионеры. Они уже много лет живут на Пхукете. Наверное, они счастливы своим, особенным счастьем. Счастливы так, как может быть счастлив человек, напивающийся каждый тропический вечер шнапсом и затем орущий на улице странные песни всю ночь напролет.   

«Я у себя дома, в Амстердаме, вечером боюсь выйти из дома, — неожиданно напускает на себя серьезность Прейбен. – И я не скажу, что я трус, смелость тут не при чём. Можно быть сколь угодно отважным до тех пор, пока пара чёрных подростков не врежет тебе бейсбольной битой по черепу». Джон в ответ на откровения голландца мрачно кивает головой и вежливо замечает, что в Амстердаме не нужно вообще выходить из дому, потому что жить в Амстердаме вредно и вообще нидерландский язык это рак гортани.

Питер тем временем хвастается, как он научился находить общий язык с дорожным патрулём. Он принципиально ездит без шлема, и потому его часто останавливает дорожная полиция. По его словам, разговоры с полицейскими а Таиланде — удовольствие из разряда nice and easy. Пенсионеры говорят наперебой, но рассказ Питера я успеваю услышать и запомнить.  Звучит он примерно так: «Почему шлем не надеть?» – сурово спрашивают Питера блюстители правопорядка на дорогах, в очередной раз остановив горе-мотоциклиста. Питер не любит надевать шлем, но это против правил. За нарушение правил штрафуют. Питер не любит платить штрафы, поэтому он просто пропускает мимо ушей вопрос дорожного офицера и начинает болтовню. «О, офицер говорит по-английски очень хорошо! – городит свой огород Питер без шлема. – Наверное, у офицера девушка – иностранка, офицер – большой любитель фаранг-леди, да?»

В течение нескольких последних лет Питер объехал на своём стареньком мотоцикле весь Таиланд вдоль и поперёк. Его десятки раз останавливали за нарушение правил сотрудники дорожной полиции, но за все свои нарушения Питер ни разу не платил штраф. «В Европе меня бы уже давно за такое лишили водительских прав», — смеётся он, рассказывая о своих похождениях. «Налейте же Николаю немного шнапса!» — вопит Прейбен, и я понимаю, что скоро начнутся песни.

Вообще это довольно симпатичная компания, с туманным прошлым и непонятным настоящим. Джон считает меня агентом Кей Джи Би и к концу каждой пьянки предлагает назвать ему хотя бы мое настоящее имя. Прейбен, на мой взгляд, просто сумасшедший, а Питер — старый авантрюрист. Однако каждым воскресным утром, когда мы, еле стоящие на ногах после ночной попойки, отправляемся в пляжную забегаловку пить кофе, я ловлю себя на мысли, что нет ничего прекрасней такой вот старости: тропической, свободной и немного безбашенной. Ибо нет ничего лучше в жизни пенсионера, чем возможность встречать вечер за самодельной барной стойкой, угощая друзей шнапсом. А потом горланить «Ёли-ёли-ги» ночь напролет. А утром пить дрянной растворимый кофе на берегу моря.  И смотреть на то, как над Андаманским морем тяжко встает старое, светлое и теплое солнце, держащееся за поручни старых, разноцветных песен.

Advertisements
Share This